---

Вадим Руденко

22

---

«А все-таки что-нибудь да случится»

Рэй Брэдбери
«Они были смуглые и золотоглазые»

Я очень любил бывать у него. Мне казалось, что он сделал из своей жизни именно то, что хотел. Он не был богат, но мало в чем себе отказывал. Я не знаю, где и как он зарабатывал деньги, но если ему и не нравилась его работа, он отдыхал душой дома.

Мне не встречалось более гостеприимного жилья. У него очень часто бывали гости и он охотно принимал всех, бросая свои домашние дела. Он не задумываясь приглашал к себе в гости всех, с кем знакомился. Мне очень нравилось приходить к нему. Сразу же с порога он окружал меня, впрочем, как и любого другого, вниманием и заботой. Входя в прихожую и, видя его радушную улыбку, мне всегда вспоминались слова Каммингса: «Как же мы с тобой счастливы: ты и я, чей дом лежит вне времени; мы спустившиеся с благоухающих гор вечного сейчас, чтобы поиграть в рождение и смерть день другой (а может быть и меньше)». Не зря именно эти слова висели тут же, где-то под потолком.

В его уютной квартире всегда можно было рассчитывать на хороший кофе, вкусный чай, терпкое вино или что покрепче. И, конечно же, на теплую компанию. Во вех вопросах он был настоящий гурман. Все только самое лучшее, но правда без излишеств и со вкусом.

Меня всегда удивляла его постоянная жизнерадостность и энергичность. Он всегда с легкостью решал проблемы приходящих к нему людей. Если в каком-то случае он не мог действовать сам, или вообще ничего нельзя было сделать, он давал такой совет, после которого проблема исчезала, как бы сама собой.

Люди тянулись к нему и я не был исключением. Очаровательный парень лет 25-28 умел, казалось, все. Он говорил, что цель жизни каждого максимально приблизить проявление совершенства в самом себе. К этому совершенству он и стремился. Тело его было натренированным и мускулистым. Он одинаково легко управлялся как с гирями, так и с роялем. И еще, он завораживающе пел под гитару, причем многие песни сочинял сам. Он в совершенстве знал компьютер и был каким-то мастером, какой-то восточной борьбы.

Мне нравилось смотреть в его добрые и мудрые глаза. Улыбка скрывала его ранние морщинки, а ширина плеч внушала твердую уверенность в его надежности, не раз, кстати, доказанную на деле.

О себе он говорил ровно столько, сколько хотел, то есть – ничего. Однако кое-что проскользнуло в разговорах и я попытался сделать выводы. Он очень рано остался без отца и тоталитарная мать перекинула всю свою любовь на него. Эта любовь была тяжелым игом и тяжким бременем для бедного юноши. Эта любовь содержала больше требований и обязанностей, чем что-либо давала ему. В сочетании с нищетой его детство и отрочество прошли в строгом воздержании и массе глупых запретов.

Стеснительный и застенчивый он обрадовался освобождению оказавшись в армии. Естественно домой он не вернулся. Более того, сменил и город. Теперь он отыгрывался за все глупо потерянные годы. Он переделал себя полностью в лучшую сторону. Единственное что его иногда смущало – это ненасытность в сексе. Как-то раз он обмолвился, что в его возрасте можно иметь двух-трех почти взрослых детей, а он все никак не остановится меняя одну девушку за другой. А девушки были, кстати, именно те, которые, в свое время, обделяли его вниманием – пятнадцати-шестнадцатилетние красавицы. Я знал, как часто у него менялись партнерши и невесты. Но, кажется, никто не был в обиде. Я так же знал, что каждая была самой единственной, пока сама не доказывала ему обратное, а искал он идеала. Бывало, что вчерашние невесты сидели за одним столом с сегодняшними и никто ни с кем не ссорился. Мне кажется, его это устраивало больше всего, кроме тех редких моментов, когда он сравнивал себя с другими, семьянинами. Но это было слишком редко и больше походило на шутку, причем с большой долей сарказма.

Чаще он говорил что-то вроде того, что ему больше нравилось просто наслаждаться тем, что имеешь, а не желать несбыточного идеала. Еще, что-то вроде того, что совместная жизнь означает медленное самоубийство. А брак – это скука, застой и неизбежная потеря уважения друг к другу. Любовь, для него, была, как пропуск к катастрофе, но каждую свою девушку он любил на полную, не вполсердца. Пока не подходил конец...

Однажды он очень меня удивил спев мне свою новую песню.

— Послушай. что я написал вчера вечером, — усталая улыбка ушла с его лица с первыми аккордами гитары. Музыка рвала мне душу своей безысходной отчаянностью. Но слова поразили еще больше.

            Снег кружиться над землею,
            Лижет пес большую кость.
            Что-то грустно мне с собою,
            В дверь стучит не нужный гость.
            Скоро встреча с новым годом,
            Что с собой он принесет?
            Перейду ль его я бродом
            Или снегом занесет?
            Вспоминаю все, что было,
            Не мечтаю, будет что.
            А в природе что-то взвыло,
            Что-то в памяти не то.
            Вот, Наталья вышла замуж,
            Про меня совсем забыв.
            А Лариска – эта что уж,
            Издевалась не любив.
            Вова слишком много курит,
            От жены сбежал Андрей,
            Генка мозги также пудрит,
            Босс решил, что он еврей.
            Сэма снова посадили,
            Толик месяц как не трезв.
            А Валерку-то, убили,
            Коля сам ушел, прозрев.
            Не мечтаю то, что будет,
            Будто знаю, что придет.
            Кто меня опять забудет,
            Кто с собой в могилу позовет.

 

Неужели этот балагур и весельчак, подстраивающий весь мир под себя, бывает так одинок. Одинокий, как звезда на небе. Неужели же и у него, как и у всех смертных бывают неудачи и проблемы. Это, конечно, естественно – он живой человек, но я никогда об этом даже не задумывался. А после песни осознал весь этот парадокс, поверить в который было трудно вопреки логике, и верить не хотелось.

Но вчера он удивил меня еще больше.

Мне почему-то совершенно не хотелось идти домой после работы. Жена снова будет канючить о маленькой зарплате и жаловаться, что у нее нету кофточки, как у Светки из ихнего отдела... Чудо неграмотное... Потом найдет за что меня попилить... Тоже мне, Буратину нашла. Про ласковые слова совсем забыла... У детей одно на уме – припрятать дневник и смыться гулять... И правильно делают. Нормальный свободный или просто счастливый человек, должен идти не туда, куда должен (кому и зачем?), а туда, куда хочет и где ему будет хорошо. И ноги сами принесли меня к дверям его квартиры.

Там было, как всегда весело. Три девушки с интересом обсуждали что-то увиденное в журнале, который лежал перед ними на столике. Их парни с азартом пытались убить какого-то монстра рычащего из монитора. Парочка студентов распалялась, целуясь на диване. С балкона доносился смех и табачный дым. В квартире витал дух приближающегося ужина с интересными и толковыми беседами, такими обычными в этом храме всеобщего братства и взаимной любви.

Он тепло поздоровался и сразу потащил меня на кухню. Там две девушки-подростка колдовали над плитой щедро посылая в атмосферу аппетитные запахи. Он познакомил меня с ними и, усадив за стол, вынул из холодильника запотевшую бутылку коньяка. Та, которую звали Юлей, девушка с глазами цвета лунного света на морской волне, уселась к нему на колени и стала языком теребить мочку его уха, а он хитро подмигнул мне показывая на вторую. Ох, зачем я в свое время женился, почему у меня двое почти взрослых детей? Почему мне остается только облизываться на то, что он имеет?

После веселых тостов и разговора ни о чем, он вдруг посмотрел на меня слегка прищурившись:

— Я хочу тебе что-то рассказать, — он слегка подтолкнул девушек и они вышли. — Помнишь месяц назад мы были на вечеринке? Девушка там была, Надя.

— Помню. Как не помнить, — отвечаю. — Отказала мне она, да и со странностями показалась. А потом я домой вскоре пошел. Да ну ее, с такими глупостями.

— Да, — он снова наполнил наши рюмки. — Действительно со странностями. А я недавно ее снова видел, да как-то странно все получилось, — он немного помолчал, а потом усмехнулся. — Мистика какая-то.

Я до сих пор не научился понимать, когда он говорит серьезно, а когда шутит, хотя тянет меня в этот уют его дома уже несколько лет.

— Ну слушай. Оно то, понимаешь, жить полноценной жизнью – это конечно хорошо. Но жизнь моя не кино и я же не книжный герой, — он посмотрел сквозь рюмку на свой абажур расписанный китайскими иероглифами. — Жить полно, насыщенно, плотно, со вкусом. Однако, иногда ловлю себя на мысли, что такого со мной не могло бы случиться. А когда случилось, поражаюсь нагромождению событий. Эта Надя... Я тогда опоздал к началу и после твоего ухода она оказалась единственной свободной девушкой. Ну, я тоже за ней поухаживал. Ужас, какой она тяжелый человек. Ты знаешь у нее столько комплексов, проблем, столько ветра в голове. Ну, как бы для чего вечеринки? Отдыхать, знакомиться, да сексом заниматься. С ней не отдохнешь – загрузила она меня своими проблемами. С сексом, тоже, как-то. Кстати, она, знаешь ли, не против секса, но он ей, как-то и не нужен вовсе. А вот замуж, хоть сейчас. Только-только развелась, кстати. Муженек редкий экземпляр. Слушай, зачем вообще люди женятся, если не по расчету? Куда потом девается вся эта романтическая любовь? Этот, за несколько лет, смог убить в ней все, что только можно. Забил, задурил, кучу комплексов привил, а сам-то, в принципе-то, ничего и не стоил... Ну да ладно.

— Я не пойму, ты переспал с ней?

— Поспал. Вырубились на диване. Мне от ее тупости уже ничего не хотелось, а она, все как девственница, какую-то оборону хотела держать. Ну, с тринадцатилетней я бы это понял, а ей же двадцать шесть...

— Ну и Бог с ней.

— Бог то с ней, а на вечеринке свободных девушек больше не было... Да. Ну ладно. На днях заехал я к одному парню, что там был, фотографом работает. Я у него спрашиваю, есть ли фотографии с того вечера. Он мне пачку протянул, а сам трубку поднял – телефон зазвонил. Стою фотки рассматриваю, слышу, поздоровался он. — «Да», — говорит, — да у меня. Да, на машине». И трубку мне тычет: «это тебя».

Я, честно говоря ни фамилии его, ни номера телефона не знаю. Да и на той вечеринке кроме тебя никого знакомых не было. Кто бы это мог меня здесь спрашивать? Беру в недоумении трубку, слышу голос женский просит помочь, куда-то поехать, кого-то забрать. Переспросил, улицу и согласился.

Отдаю этому фотографу трубку. а сам спрашиваю: кто это был? А тот смеется: «А с кем ты разговари-вал?»

С женой твоей, наверное. Кто еще меня может здесь спрашивать.

— Да нет, — отвечает. — Это Надя.

— Надя? — Как же она меня там нашла. Ладно, думаю помогу. Хотя, озадачила она меня. Времени в обрез все надо срочно. Сама она где-то на северо-западном, я в центре. Ребенка ее забрать надо где-то в лагере за городом. А мне-то через час на работе надо быть. Ладно, поехал.

Пока за Надей на северо-западный ехал дождь начался. А как к остановке где она меня ждала подъехал вообще ливень пошел. Забежала она, устроилась поудобнее, закурила, объясняет где лагерь.

Я лечу под дождем, хочу на работу не опоздать. Краем уха ее слушаю, а сам думаю, опять меня к ней потянуло, как тогда. Хочу я ее, но только разок. Ну может два или три. Но нет. На фиг. Отвезу. подвезу и все. Никаких намеков, приставаний. Спасибо–пожалуйста–не за что–до свидания–пока. На том и разбежимся и забудем друг о друге.

Она прибалдела машину нахваливает. И удобно и комфортно и тепло и сухо и музыка хорошая и едем плавно.

А на улице ливень безбожный — второй потоп начался. Холодно стало.

Подъезжаем. Говорит, вот здесь на-право и вниз к реке. А там же улица, Боже ж мой. Ухабы да канавы. Спуск, ну очень крутой. Аккуратненько добрались до реки, а там мост понтонный. По нему вообще ехать нельзя, только на танке. А я же на спортивной машине, посадка низкая. Плюнул на все, о-ч-ч-чень осторожно спустился я на этот мост. Минут пятнадцать черепашьим шагом эти тридцать метров проезжал. А там, за мостом уже дорога нормальная. но до лагеря еще далеко пока доехали дождь кончился.

Вот здесь, показывает. Подъехали к воротам, поискали место, чтобы не в лужу выходить. Подходим, а ворота на амбарном замке и калитки в них нету. Позвала она девочек, что играли там в беседке, спросить как кого позвать. А девочкам по барабану. Ну я на мальчишек прикрикнул, те быстрее поняли, побежали дворника звать. Пришла гром–баба, открыла.

— Ты со мной пойдешь или тут подождешь? — спросила Надя.

— Да ты иди, — говорю, — я пока тут подожду.

Она улыбнулась и пошла.

Ребенок у нее здоровый, должен тебе сказать. Старше своих лет выглядит. Ему где-то восемь, она мне тогда еще говорила. Жаловалась, что непоседа. Оторви и выбрось. Не слушается ни кого, разбалованный. Но мы с ним как-то быстро общий язык нашли. Поздоровался он, осторожно сел в машину, даже ноги сперва вытер. Все переспрашивал, что можно, что нельзя. На холмике попросил быстро проехать, чтоб подпрыгнуть. Я его уважил, пролетели немного. Потом он все про машину спрашивал и все изумлялся ее техническим характеристика: вот это объем, ого сколько лошадей, вместительный бак, колеса, класс, такие широкие...

Подъезжаем опять к этому гребаному мосту. Я себе думаю, что как честная женщина, Надя меня должна сейчас пригласить на чашечку кофе. Как быть? Как бы так отказаться, что бы не обидеть? А самому-то в гости к ней хочется и ее хочется. Только ни к чему это, опять в детские игрушки играть? Да и ей собственно не до меня сейчас должно быть – сколько с ребенком не виделась, сколько вещей перестирать, к школе готовиться.

Въехали мы на мост она и говорит:

— Ну что, ты хотел посмотреть как я живу, фотографии мои детские. Так что... Я специально эксклюзивный кофе приготовила, знаю любишь ты это дело и разбираешься очень хорошо.

— Надя, ты же прекрасно знаешь, — отвечаю я ей, внимательно рассматривая понтон впереди. — От кофе я никогда не отказываюсь – это больное. Тебя я конечно тоже очень...

Хрясь, бум, шлеп... Машину слегка швырнуло в сторону. Рев, дикий грохот. Туда-то я аккуратно ехал, а вот обратно не досмотрел – оторвал трубу выхлопную.

— Это что?

— Выхлопную трубу оторвали. Сейчас мост переедем – сделаю. Хотя... Если вас не смущает ехать с таким ревом – можем не делать.

— А это очень плохо?

— Нет, ничего страшного, только громко очень. А вообще можно что-нибудь потерять.

— Тогда лучше сделать.

Мост проехали. Я остановился в сторонке, расстелил одеяло свое, инструменты достал. Малой все вокруг бегал, суетился. Все интересовался, расспрашивал, помогал. Пока я делал мне пришлось все дальше под машину залазить. А там уже лужа была. И подстилочка моя насквозь промокла и сам я весь измазался вымок.

— Сделал, — говорю, а сам сижу на мокром одеяле в луже. — Ну как вам этакая свинья, что в луже валяется? Хрю-хрю-хрю.

— Поднимайся, — забеспокоилась Надя. — Простудиться же можно. Давай быстрее включай свою печку.

— Да погоди ты, — говорю. Вода и мыло у меня с собой были, майка запасная. Помылся, переоделся, а вот штаны и кроссовки, увы, насквозь. Ну я сразу разулся, печку включил – нормально.

Малой подкалывает — на такую гору не заедем. Показал я ему как можно не заезжать, а взлетать на эту горку – лошадей то столько под капотом зачем?

— Так от кофе ты не можешь отказаться, а дальше ты что хотел сказать? Меня ты конечно... Что?

— Да нет, Надя. Откажусь я от твоего предложения. На работу я уже опоздал, мокрый грязный. Трубу надо в нормальных условиях сделать. Какие уж тут гости? Да и тебе собственно не до меня будет, сколько ребенка не видела, возни сколько предстоит, вещи стирать, к школе готовиться.

— Да какой возни. Вещи давно уже дома – бабушка с дедушкой по мере загрязнения забирали. Постирано давно уже все. В школу успеем собраться. А ребенок – оторви и выбрось. Думаешь как до дома доедем вспомнит обо мне? Дудки. У него там своих дел полно. Поехали, я что зря такой крутой кофе покупала?

— Это удар ниже пейджера...

— Ты что хочешь, что бы я сегодняшний вечер скучала одна? Нас вообще мама ждет – ужин приготовила.

— Какой ужин? — тут я опешил.

— Ну, она же знает, что ты за мной заехал, знает что мы все вместе вернемся. Познакомится с тобой хочет.

Вот как. Намеки-то какие. Выводы какие хочешь можно сделать. О, женщины...

— А на работу я уже опоздал...

— Ну позвони, скажи еще на часок другой опоздаешь. Труба скажи отвалилась, колесо спустило. Или у вас строго, могут выговор влепить?

— Да какой выговор? У нас же не государственный шараж-монтаж, — теперь я ее озадачу. — Я вообще на работу сегодня не пойду. — Пусть делает выводы, какие хочет.

— Ну, вот. Тем более, — потерла она ладони. — А кофе классный.

Вот как она улыбнулась, мне понравилось. Ну тянет меня к ней, что я могу поделать?

А ребенок сзади мне все правила подсказывает, да на ямки показывал. Все пытался объяснить, что можно срезать пару кварталов и доехать короче. Я с ним начал спорить и объяснил, что по правилам где одностороннее ехать нельзя – объезжать надо. Надя слушала нас с открытым ртом и хлопала от изумления глазами.

— Ты меня удивляешь все больше и больше, — приобняла она меня, что бы на ухо шепнуть. — Он своего родного отца так не слушается, как тебя.

Ну ладно, едем дальше. Уже ближе к их дому опять дождь зарядил. А я трубу кое-как прикрепил. Ну что наспех в дорожных условиях-то. Слышу тарахтит, скоро отвалится. Так и есть – отвалилась. Ну уже с такой доехали с диким ревом. А там перед домом лужа огромная. Не поверишь, чуть ли не в метр глубиной, метров двадцать длиной и в ширь от бордюра до бордюра. Жуть. Так мы не знаю как проехали. Обрубок трубы как подводная лодка под водой тарахтит пузыри пускает – так смешно. Ну к подъезду припарковались. Открываю дверь и вижу труба моя уже на бок свернулась как раз под моей дверью торчит. Привет, говорю я ей, а сам думаю, сколько мороки с ней еще предстоит.

Вышли они, меня ждут. Я у Нади спрашиваю: у тебя холодильник дома есть?

А она серьезно так отвечает: там уже нету, муж забрал. А здесь у родителей есть. Мы в него мороженное положили, чтоб холодное в кофе бросать.

Ну я ей так же серьезно и отвечаю: вот сегодня ночью будешь тренироваться у холодильника дверцу захлопывать.

— Ой, я что, так сильно хлопнула? — ужаснулась Надя.

— Да, вот смотри, — показал я ей как дверца сама втягивается. — Это же не «Жигули».

И вот тут она после такого серьезного вопроса так загадочно улыбается и говорит: «как будто ночью больше нечем заняться».

Понимай как знаешь. Женщины.

Пока на лифте ехали у меня мысль промелькнула: а может не спроста это все? Труба второй раз отвалилась. И тогда, на вечеринке, утащил ее на кухню кофе выпить – обжегся. У чайника крышка слетела, а мне его и поставить некуда было. Хорошо пьяный был, не так больно. Но ведь больно же. Может это все знаки какие свыше, чтоб не лез?

Входим в квартиру, Надя на маму сразу накинулась: мы под дождь попали, у нас труба оторвалась, по лужам лазили, чинили. А мама сразу на меня. Горячую ванну, теплые тапочки, махровый халат, стерильное полотенце. Джинсы сушить, кроссовки на печку, носки стирать.

Залез я под душ, балдею под горячей водой. Нет, думаю, обломаю я вас. Кофе выпью и домой. А то, как надо было ломалась, а теперь... Ну маманя ладно – дочке счастья хочет. Не сложилось у нее, надо снова замуж выходить... Нет. Выскакивать. Годики, понимаешь...

Ну, какой там кофе. Сначала так плотно накормили, да так вкусно. Я и не подозревал, что такой голодный. А маманя как увидела, что ребенок меня слушается, быстренько свой калькулятор включила... Короче, влился я в семью, тест на пригодность прошел. Но главное-то впереди. Пока ели особо не разговаривали. Кофий пить перешли в залу. Я в таком халате, в теплых тапочках, развалился в кресле. Мама все суетилась, чтоб как лучше. А Надя жаловаться стала. Зарплата в школе маленькая, работа тяжелая, другую не найдешь... А я курить хочу... А она кроме ж, щ, чн, чк, ничего делать не умеет... А кофе без сигареты, что чай без варенья. Это очень, ну оччень пошло. Ну, курить это на балкон.

— А сегодня дождь, — говорит мама.

— А без штанов холодно, — добавляет Надя. — Сегодня курить будем в спальне.

В таком халате холодно? А почему не на кухне? Ладно, покурим. Только покурим.

Мама уложила ребенка спать и сама к нам ни разу не заглянула. Папа, как-то и вообще на рыбалке сегодня с ночевкой.

Надя как-то пыталась подвести тему под свой неудачный брак. А я присмотрелся к ней и спросил себя – зачем мне это нужно? Девочку помоложе, посимпатичней я себе без труда на сегодня найду, вот только заеду домой переоденусь. Или к кому из старых знакомых – там и так примут. И ведь и постройней и поумней.

Хата у них упакована – так и у меня не хуже. Разве что вид из окна у них покруче будет. Я так понимаю здесь жениться надо, а я не для того столько раз разводился. Хотя, не знаю, что меня к ней так тянет. Разочек можно бы и переночевать. Ну, а где появляются сомнения – сам знаешь...

Вот сижу и думаю, остаться, не остаться? Хочется. А зачем? Удовольствия от этого будет мало, а обяжет ко многому. Записать себе лишнюю победу – возраст уже не тот. Не количества, а качества хочется. Да и не считаю я своих женщин – много очень, сам знаешь.

В общем она вроде как о семье, а я ей на компьютер показываю – умеешь?

— Да какой там. Боюсь я его. Это сына не оттащить.

— А вот если бы знала, было бы проще на работу устроиться. Там кстати все очень просто. Надо только кнопки нажимать, а он сам все расскажет, да подскажет.

— А сколько надо учиться?

— Да месяца хватит.

— Ну вот и учи меня.

Да уж. Целый месяц в гости ходить. Или сразу с вещами переезжать? Мне моя свобода дорого досталась, что бы опять ее терять.

— Однако поздно уже. Ты мне кусок проволоки найдешь? Надо ж с такой трубой еще до дома доехать.

— До дома?

— Ну да, уже за полночь между прочим.

Не знаю, что у нее на уме было, но вместе с мамой они и проволоку нашли и пассатижи и молоток и болты какие-то.

Начал я прощаться.

— А какой у тебя телефон? — опомнилась Надя.

— Да нету у меня телефона, только пейджер. Номер легкий.

— Ой, а я им пользоваться не умею, — покраснела Надя.

— Так просто все очень. — Я сам себе сбросил сообщение: Надя, спасибо за кофе, все было хорошо. Ну и прочую ерунду. Запищала коробочка, не прошло и полминуты. Дал ей прочитать. Обрадовалась как ребенок, запищала. Переспросил, говорит поняла, как пользоваться.

Ну и ладно. Вышел я на улицу, смотрю, ливень снова собирается. Ну по быстренькому привязал свою трубу и поехал. Да только плохо привязал – опять заревела. Ладно, думаю, так доеду. Чуть дальше громыхнуло что-то. Остановился, выглянул назад. Да нет, ничего не потерял. А ливень уже, мрак какой и похоже до утра зарядил. Из машины выходить не хочется. А она не хочет ехать. Трогаюсь – чуть сдвинулся и все. Стоит машина, не шелохнется. Назад скатился – ничего. Вперед – опять не едет. Сижу, газую. Весь квартал разбудил. Ручник проверил, коробку – все в порядке. Двигатель ревет, тужиться, а машина ни с места. Высунулся, смотрю под машину, а там ничего нет. Ни резонатора, ни трубы, ни первого глушителя. Второй только на одной резинке повис. Вспахал асфальт, в бараний рог свернулся и уже какой-то люк поддел – выкорчевывает. Куда ж тут ехать, на таком якоре. Посидел я, прикинул. Трубу то новую недавно покупал. Зарплата не скоро, да и пока на базар, пока закажешь, пока привезут. Это же не «Жигули» там, не «Москвич» – стандартную купил да поставил. Такую попробуй найди. Только заказывать. Короче, пожадничал я. Поискал под сиденьем куртку, вздохнул поглубже и нырнул на улицу, поплыл свою трубу искать. Слушай, долго ходил, все посмотрел – нет нигде трубы. Проехал-то от силы метров пятьдесят. Надо, думаю по лужам искать. Начал их все вброд переходить, ногами щупать. Представляешь, только минут через сорок нашел. Лужа эта перед домом огромная такая, пока всю обошел. Собрал я свои железяки побежал к машине. А ливень-то не прекращается. Я вместе с курткой насквозь промок. Покидал все в багажник, задний глушитель с резинки сорвал, а он там под машиной еще болтами прикручен. Поставил домкрат, полез в лужу, отвинчивать. А там. Мама дорогая. Болты повыворачивало, все помяло, не открутишь. А не открутишь, не поедешь. Ну, что открутил, что ножовкой срезал – снял. В машину залез, зуб на зуб не попадает и мокрое все. На часы смотрю – полтора часа я под дождем, да в луже. Завелся, дрожу весь, холодно, а машина остыла – печка холодный воздух гоняет. Разделся я полностью, снял чехол с сиденья вытерся насухо. Сижу, газую. Согреюсь, тогда поеду. А без глушителя же – весь район разбудил.

И вот сижу я думаю. За все надо в жизни платить. Что-то я сделал не так, за что-то я наказан. Чайником слегка, первой лужей чуть побольше, а теперь совсем, понимаешь. За то, что возжелал? Глупости христианские. Все ведь красиво, попросили – помог. Ну, зашел перекусил. Так ведь не приставал не навязывался. И ведь все только с ней происходит, с Надей. С другими девчонками проезжал по деревне на брюхе по проселочной дороге – ничего не оторвалось. А тут в городе по асфальту, и на тебе.

Знак свыше, чтоб не лез? Приколы ангела-хранителя, уберегающего от того, что мне потом может повредить? Ну он у меня приколист, но не до такой же степени. Демон какой-то. Хотя от очередного неправильного брака, можно и так резко надавить, коли слов не понимаю. Или же это все тесты на закалку? Чем больше преодолеешь преград на пути к цели, тем слаще победа? Или просто, чтоб не скучно было? Как ты думаешь?

— Да хрен его знает. Ты тут так наумничал...

— Кстати. Подожди. Я еще думал там, может это шанс исправить ошибку? Ведь хотелось же мне с ней на вечеринке переспать. Вот на тебе – мысль материальна, только с опозданием и не совсем точно. Ну как всегда. Все как-то само собой сложилось. Помог, раскланялся, ушел. Сам попал в беду – попросил о помощи. Я не виноват, я не навязывался. Стечение обстоятельств. Рок, судьба. И при таком раскладе разок переспать, ни к чему не обяжет. Зато успокоюсь и больше хотеть не буду. А может так понравится что и вправду женюсь. А?

Можно было подняться, вернуться. Свет в спальне и на кухне еще горел. Это же все под домом происходило, почти под ее окнами. Кто ж в такой ситуации откажет.

А потом рванул я с места. Я же весь квартал своим ревом разбудил. У нее это тоже хорошо было слышно. Из окна машина как на ладони – на самом видном месте стоял под фонарями. Слышала, видела. Трудно не догадаться, что случилось что-то. Можно было же было на пейджер скинуть: что случилось, все в порядке? Зайди, обсохни... Не скинула. Значит это все могло быть просто для того, что бы я понял, какой она человек? Какая на самом деле, а не какой старается казаться? Ну да ладно.

Через день, кстати скинула: позвони я дома. Позвонил, спросила, как я тогда доехал. Рассказал в двух словах. Без эмоций, без упреков. А она оказывается с подругами сегодня веселиться – праздник у них. Переживала думала обо мне. Слышала, как долго я не мог уехать. Пожалела даже, но, как видно слегка. Я так понял, за столом зашел разговор и это подруги надоумили ее позвонить – сама не догадалась бы. Или как?

— Да ну тебя совсем все запутал. Наворотил тут. Дай переварить, а то сам столько вариантов выдал.

— А-а-а! Я же тебе самое интересное не рассказал.

— Есть еще какой-то нюанс?

— Ага! Небольшой такой нюансик. Помнишь год назад Диана у меня была? Ну что замуж вышла?

— А! Ее-то ты чего вспомнил? Ты же не хотел на ней жениться, а она девчонка молодая, ей хотелось. Ты что, жалеешь до сих пор что ли?

— Тогда жалел. Тогда, когда черти меня дернули поехать к ней в лагерь, где она вожатой работала. Вот тогда она мне и рассказала, что уже нашла себе другого и выходит замуж, и любовь у них большая.

— Вот, Бог ты мой, ее-то ты зачем сюда приплел? Дело то прошлое.

— Ага! Мы когда к лагерю подъехали, я смотрю это тот же «Тополек», куда я тогда к Диане приезжал. А Надя пока за своим ребенком ходила, к забору пацаны подошли.

«Вы за Дианой приехали», – спрашивают. Я так челюсть и отвесил. Спрашиваю, за какой такой Дианой? А они – из третьего отряда. Я спрашиваю: она вожатая. Нет, говорят, ей же одиннадцать лет. Ну я еще переспросил про вожатых, описал им свою Диану, а они не знают, говорят нет такой вожатой.

— М-м-да?

— Так вот то ж.

Я не стал искать Диану. Я просто побродил у ворот и подумал о странных совпадениях.

За Дианой я приехал, мальчики, за Дианой. Сам того не зная, приехал за тем, что от нее осталось. То ли здесь осталось, то ли в моей памяти. Но ведь, что-то и где-то осталось?

Не было там Дианы в тот момент. Я это точно почувствовал. Но было что-то...

22 июня началась война, 22 июня была моя первая свадьба, 22 июня был мой второй развод, 22 июня я познакомился с Дианой. Год назад наш разговор с Дианой в этом лагере о конце наших отношений был 22 июня. Только тогда, когда я ждал Надю у тех же самых ворот было 21 июня.

Но, под дождем-то, я мок 22 июня...

---

Другие произведения автора

#ВадимРуденко

Город    Вадька-соло    Мотивация    Совок    Детвора    Волшебный пенёк    Воин    Ночь любви    Грехи большого города    Вечеринка    Котенок    За чертой    Дядя Саша    Высший разум    Санта-Барбара    песня одиночества   22